Командировки были не очень большие. Неделя, две - максимум. А один раз затянулась.
Уехал папа в феврале. Мы получили от него два письма и несколько телефонных звонков. Во втором письме, пришедшем где-то в середине декабря, говорилось, что командировка затягивается, и вернется он только в январе. А мы Новый год всегда вместе праздновали - мама, папа, сестра и я. И обидно было до слёз, и я, маленькая, их не сдерживала. Ух, как я тогда обиделась! Вся предновогодняя суета прошла мимо. Уборка, готовка, украшение елки... Сказки не было, чуда.
Наступило тридцать первое число. Или тридцатое? Я ходила хмурая и все на что-то надеялась.
И, знаете, вера - она всемогуща.
Вечером - все-таки, наверное, тридцатого - раздался звонок в дверь. Я, как самая маленькая и самая активная, ломанулась открывать. Как всякий воспитанный ребёнок, который чужим не открывает (еще одна особенность большинства видимых мною дверей - во-первых, их две, а во-вторых, глазок расположен почему-то на внутренней) спрашиваю:
-Кто там?
А мне в ответ неимоверно веселый, предвкушающий папин голос:
- Дед Мороз!
Ох, визгу было. И целая дорожная сумка, набитая мандаринами.