Оська
Он очень быстро сгорел.
В понедельник скакал как... как жизнерадостный фокстертьер, в середине недели уже ходил медленно и печально, вчера во время прогулки, едва мы отошли от подъезда — прилег отдохнуть. Сегодня утром немного ходил, к полудню — уже едва голову поднимал.
Мама сказала, что надо принимать решение, потому что катетер пора менять и капельницу, но в такие монеты все всегда брал на себя папа, а меня вообще не было — кот и пес ушли гулять и не вернулись, остальных усыпляли, пока я была на даче или жила отдельно. Я просто приезжала, и мне говорили: их нет.
И я сказала маме: надо усыплять. Ему плохо, больно, хорошо было бы дождаться папу, потому что Гранд папу любил, но папа уехал на неделю на рыбалку и пропал, может вернуться и сегодня, и через четыре дня, и телефон у него разряжен, не спросить даже.
Мама предложила подождать до вечера. Пару часов я сидела рядом с Граней и гладила его, потому что больше ничем помочь не могла — а так он хотя бы тише хрипел. Потом, уже где-то в час дня, мама зашла в комнату и спросила, что делать. Я снова сказала: звони.
Ему даже десяти лет не было.
Врачи приехали к трем. Мама уже совсем не могла выносить, впустила их и ушла плакать на кухню. Я, как более флегматичная, рыдала и гладила собаку, стараясь улыбаться врачам. А как только они ушли — принялась собирать вещи. Вынесла в коридор матрас, вымыла миски. Все, что жалко выбрасывать — стойку с мисками и корм — уволокла к себе на балкон, с глаз подальше. Тишком припрятала к себе в тумбочку старый сломанный ошейник, другой у меня вырвала мама и сунула в пакет и на антресоль. Туда же я подложила выуженную в последний момент из мусорки погрызенную до неприличного состояния игрушку и расчески.
А потом, еще немного поплакав, решили прогуляться. Вынесли все, что нужно было выбросить, прошлись по новым аллейкам, заглянули в магазин, посмотрели на яблоню с карликовыми яблоками и вернулись домой, уже почти спокойные.
Больше никаких животных, спасибо. Я бы и Матильду в хорошие руки отдала, если бы так ее не любила, страшно представить, что когда-нибудь. Еще раз. Нет, спасибо.
И, если можно, не говорить со мной обо всем этом. Вообще.
В понедельник скакал как... как жизнерадостный фокстертьер, в середине недели уже ходил медленно и печально, вчера во время прогулки, едва мы отошли от подъезда — прилег отдохнуть. Сегодня утром немного ходил, к полудню — уже едва голову поднимал.
Мама сказала, что надо принимать решение, потому что катетер пора менять и капельницу, но в такие монеты все всегда брал на себя папа, а меня вообще не было — кот и пес ушли гулять и не вернулись, остальных усыпляли, пока я была на даче или жила отдельно. Я просто приезжала, и мне говорили: их нет.
И я сказала маме: надо усыплять. Ему плохо, больно, хорошо было бы дождаться папу, потому что Гранд папу любил, но папа уехал на неделю на рыбалку и пропал, может вернуться и сегодня, и через четыре дня, и телефон у него разряжен, не спросить даже.
Мама предложила подождать до вечера. Пару часов я сидела рядом с Граней и гладила его, потому что больше ничем помочь не могла — а так он хотя бы тише хрипел. Потом, уже где-то в час дня, мама зашла в комнату и спросила, что делать. Я снова сказала: звони.
Ему даже десяти лет не было.
Врачи приехали к трем. Мама уже совсем не могла выносить, впустила их и ушла плакать на кухню. Я, как более флегматичная, рыдала и гладила собаку, стараясь улыбаться врачам. А как только они ушли — принялась собирать вещи. Вынесла в коридор матрас, вымыла миски. Все, что жалко выбрасывать — стойку с мисками и корм — уволокла к себе на балкон, с глаз подальше. Тишком припрятала к себе в тумбочку старый сломанный ошейник, другой у меня вырвала мама и сунула в пакет и на антресоль. Туда же я подложила выуженную в последний момент из мусорки погрызенную до неприличного состояния игрушку и расчески.
А потом, еще немного поплакав, решили прогуляться. Вынесли все, что нужно было выбросить, прошлись по новым аллейкам, заглянули в магазин, посмотрели на яблоню с карликовыми яблоками и вернулись домой, уже почти спокойные.
Больше никаких животных, спасибо. Я бы и Матильду в хорошие руки отдала, если бы так ее не любила, страшно представить, что когда-нибудь. Еще раз. Нет, спасибо.
И, если можно, не говорить со мной обо всем этом. Вообще.